Боль затмила разум, а мое тело начало распадаться. Осознание этого заставило меня собраться. Буквально. Рассыпающееся тело вернуло целостность, а следом был второй удар. Третий. Четвертый.

Молнии буквально разрывали меня на куски.

Даша.

Мама.

Таня.

Цукимару.

Хильда.

Лиза.

Эола.

Эйрик.

Сивил.

И все остальные, кто был вокруг меня.

Я больше не мог, не мог заставлять себя собраться воедино, но каждый раз заставлял себя вспоминать, за что я сражаюсь и что стоит на кону. Мне нужно спасти Лизу, нужно вернуть всё на свои места и обезопасить тех, кто мне дорог.

Я не могу сейчас умереть

Не могу стать частью чужой бури.

Поэтому я боролся, но каждое новое воссоздание было тяжелее прежнего.

Нет… так мне не победить.

Я должен был сделать эту бурю своей частью, а не наоборот, так что вместо того, чтобы просто собираться воедино, я стал пытаться поглотить её. Раскручивал внутри себя другую бурю, поглощая все больше и больше из окружения.

Казалось, что я надорвусь, сгорю, что потерплю неудачу, но мысли о близких заставляли меня продолжать.

А затем все закончилось. Внезапно не осталось другой бури, и я просто открыл глаза, все ещё сидя на троне Асгарда. Мир вокруг оставался прежним, но вот я… Я теперь был совершенно другим.

Глава 25

Мир вокруг оставался прежним, но вот я… Я теперь был совершенно другим. И дело было вовсе не в том, что теперь у меня было гораздо больше сил, и не в том, что я мог призвать ту самую бурю, через которую мы летели, одним лишь своим желанием. Я стал ощущать мир совершенно иначе и помнил то, что не должен был.

Я ощущал силу, что пронизывает это место. Видел и чувствовал тысячи и тысячи ручейков, что тянулись ко мне и сливались со мной. Но если начать присматриваться, то можно было их разделять, одни — это контракты, и они были тугими и прочными, я мог потянуть за любой из них, оказывая влияние. Другие — это словно водные ручейки, которые питали меня, но на которые я не мог влиять. Видимо, это была сила веры, из которой обычно и черпают силу воплощения.

Наверное стоит себя поздравить, я только что из человека с искрой божественности превратился в самого настоящего бога, хоть и со смертной оболочкой. И теперь нужно осваивать новые силы и возможности.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Фрейя.

— Я… — собрался было ответить, но внезапно на меня нахлынули чужие воспоминания. Я вспомнил этот зал и схватку с Тором, о которой рассказывала Фрейя. Вспомнил, как убил Одноглазого, вспомнил пиры, что тут проводили. Вспомнил Фригг, женщину, которую любил и которую Дмитрий Старцев никогда не видел и не знал. Воспоминаний было так много, что они нахлынули на меня потоком, смывая того, кем я был ещё мгновение назад. — НЕТ! СТОЙ! ХВАТИТ!

Я зарычал, и мой рык эхом разнесся по залу, отчего завибрировал весь остров.

— Пожалуй хватит.

— Действительно…

И все закончилось. Зрение снова стало привычным, а чужие воспоминания теперь воспринимались не более чем сном. Они были ещё где-то рядом, и я даже мог к ним потянуться, если очень захочу, но при этом они не смешивались с моими собственными.

А последние два голоса принадлежали Хугину и Мунину, причем я отчетливо помнил, что когда очнулся, их на моих плечах не было. Они словно… отделились от меня, оставаясь моей частью, но одновременно с этим забирая божественное восприятие и чужие воспоминания.

— Я… чувствую себя странно. Словно я теперь совершенно другой человек… И мне это не очень-то нравится.

А ещё я кажется начал немного понимать Хладнокровие. Он «реинкарнировал» в своих детей, накладывая свою личность на личность хозяина тела, и так раз-за разом. Получается, что он помнил десятки жизней… Да уж… Я пока помню только одну, но уже начинает казаться, что я схожу с ума.

Тряхнув головой, я постарался прогнать эти чувства. Нужно свыкаться с тем, кем я стал, а не пытаться понять, что осталось от Дмитрия старого, Дмитрия нового, а что от Одноглазого…

— Но все нормально, — это я уже сказал богине и воронам.

— Нам-то можешь не заливать, — хмыкнул Хугин.

Я усмехнулся и окинул взглядом зал. Хугин и Мунин на месте, но кого-то не хватает… Я потянулся разумом к Мунину, и тот услужливо помог мне вспомнить.

— Гери! Фреки! Явитесь на мой зов! — крикнул я, а затем предо мной явились два ужасных зловещих волка, черный и белый, каждый из которых был размером с доброго быка. Они подошли ко мне. Я потянулся к ним, чтобы потрепать за холку, но те внезапно зарычали, оскалили огромные зубы, но затем словно узнали и радостно заскулили. Фреки лизнул меня своим языком, обслюнявив все лицо…

— Ну всё, хватит! Я тоже рад вас видеть!Что?..

Фрейя с довольно странным видом смотрела на то, как ластились ко мне волки.

— Что?..

— После твоей смерти они никого к себе не подпускали. Озлобились, только рычали и даже едва не загрызли одну из валькирий, которая хотела их приласкать.

— Так значит в мое отсутствие вы плохо себя вели? — добавил я нотки злости в свои слова, и волки тут же прижали ушки и виновато опустили морды. — И не стыдно? А? Что молчите? — Я посмотрел на Фрейю. — Видишь, им стыдно.

Богиня в ответ заулыбалась, а затем и вовсе рассмеялась. Да и те, кто ещё не уснул, а дождался окончания пира, весело загалдели.

— Одноглазый вернулся! Одноглазый вернулся! Одноглазый!

А затем и вовсе затянули какую-то веселую песнь.

* * *

Самым сложным на мой взгляд оказалось следующее утро, когда народ стал приходить в себя после вчерашнего, потому что не все были рады возвращению прежнего правителя. Одни опасались, что я снова заставлю их приносить клятвы, хоть прежние все ещё держались, другие винили меня в том, что случилось, и боялись, что новый правитель разрушит то, что удалось сохранить.

Так что по утру я приказал Фрейе собрать всех.

Спустя час богиня сообщила, что всё готово, и я вышел из длинного дома, оказавшись лицом к лицу с обступившей его огромной толпой. Тут не было помоста, так что Фрейя приказала нескольким валькириям взять ростовой щит и поднять меня на нем, чтобы меня без труда мог видеть каждый из присутствующих. Как по мне, это было лишним, я мог просто взлететь, благодаря новым силам я мог и такое теперь, но богиня считала иначе. Сказала, что в этом будет некоторый символизм, мол я вместо полета предпочитаю опираться на своих товарищей.

Пришлось соглашаться, хоть и испытывал некоторый дискомфорт от того, что меня вынуждены носить девушки. Но эти мысли быстро вылетели из головы, когда я окинул взглядом толпу с высоты.

У меня было не так уж много опыта выступлений перед большим количеством людей, тем более когда надо всех замотивировать, так что решил постараться положиться на мудрость Хугина и память, что хранил Мунин. Эти два ворона теперь были частью меня, хоть и могли существовать и мыслить самостоятельно.

— Воители Асгарда, как вы все уже знаете, я…— хотел было сказать «я вернулся» но остановил себя. В конце концов я не тот Гнев. — Я не тот, кого вы знали как Одноглазый. Я тот, кто принял его наследие, память и бремя, но повторюсь — я не он. Так что если у кого-то из вас есть обиды на мое прошлое воплощение, попрошу на время забыть о них и дать мне шанс и возможность доказать, что я достоин этого престола.

— Дмитрий, понимаю что тобой сейчас движут лучшие побуждения, но не совершай ошибку. Север — край силы, и тут уважают силу. Ты хочешь стать для них своим, но извиняясь за чужие ошибки ты показываешь себя слабым, — мысленно сообщил мне Хугин.

— Возможности доказать, что север все ещё силен. Что все вы, те, кто стоит передо мной, достойны славы и славной битвы. Хагготт отнял у нас всё, и настанет день, когда мы отправим демонов в грязь, и об этих схватках скальды сложат песни!

И вот эти слова возымели эффект. Многие собравшиеся передо мной дружным воплем восприняли это обещание, словно только его и ждали.